Карлсоны

[Malcolm]

Подарок всем любителям длинных постов и действительно хорошей литературы.
Омичи уже читали, почитайте теперь вы . Поделитесь впечатлениями. Если понравится, могу закинуть еще одну чудную вещь.

PS. Копирайт не мой.

Карлсоны

Будильник вздрогнул, разрываясь диким треском, а потом еще раз, когда на него опустилась тяжелая рука, поросшая солнечно-рыжей шерстью.
Он поднялся с кровати, накинул халат и пошел варить кофе. Как славно было раньше: папа, мама и даже брат с сестрой. Теперь родителей не стало, брат и сестра живут со своими семьями, а он... Он один, совсем один. И опять придется варить кофе самому, а он убежит. И опять жарить яичницу с беконом, а она подгорает вот уже пять лет. С тех пор как не стало мамы.
Он включил плиту, поставил кофе и яйца на огонь и пошел в ванную. Пока брился и умывался, кофе убежал, а яйца подгорели. Опять. С тоской сжевал завтрак, глянул на часы. Пора на службу.

* * *

Вечер, словно громадная черная птица, накрыл город своим мягким крылом. Дома и домики со своими крышами, шпилями и башенками растворились в сумеречной дымке. Зажглись огоньки окон и светлячки звезд.
Он шел понурый. Почему-то ничего не хотелось. Так всегда вечерами. Сейчас придет домой, завалится на диван с банкой пива и тупо будет пялиться в телевизор. Как тогда сказал Карлсон? "Такая большая домомучительница в такую маленькую коробочку?! Ничего не выйдет!" Он улыбнулся. Вечер перестал быть серым, ноги сами понесли его в другую сторону от дома, туда, где был - он это точно знал - маленький домик на крыше. За трубой.
Домик стоял на своем месте и никуда не делся. Такой же маленький, уютный и аккуратный, как и тридцать с лишним лет назад.
Перед дверью он замялся. Нахлынули воспоминания: "Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон! Ну и ты заходи..." Он улыбнулся прозвучавшему в голове голосу и принял приглашение.
Внутри было темно и тихо.
- Карлсон? - позвал он. - Карлсон, это я, Малыш. Ты здесь?
Что-то шмыгнуло, зашуршало, чиркнуло в темноте. По комнате разлился тусклый свет ночника, что стоял на тумбочке у кровати. Малыш пригляделся, на кровати лежал сухощавый старик с рыжей шевелюрой.
- Привет, Малыш, - хрипло произнес старик. В голосе его не было прежней жизнерадостности. - Чем будешь угощать?
- Тортом с восемью свечками, - улыбнулся Малыш, но на глаза его навернулись слезы. - Или лучше так: восемь пирогов и одна свечка, а?
- А как же колбаса? - грустно хмыкнул старик. - Ладно, проходи, садись.
Он прошел и плюхнулся на край кровати, скрипнуло.
- Что ж ты врал, что тебе восемь лет? - с иронией произнес старик. - Кровать-то под тобой скрипит, будто тебе все сорок.
- Сорок два, - автоматически поправил Малыш и осекся. - Карлсон, а это в самом деле ты? - произнес он со смешанным чувством.
- Нет, - обрубил старик, и воздух комнаты наполнился горечью. - Я уже не Карлсон, и ты давно уже не Малыш.
Голос старика дрогнул, он потупился.
- Как же так? - вспылил вдруг Малыш. - Почему ты улетел и перестал появляться? Где ты пропадал? Почему?
Он задохнулся, а старик только покачал головой:
- А где был ты?
Малыш открыл было рот, но не нашел, что сказать.
- Я скажу, - продолжил старик. - Ты вырос, и я перестал быть тебе нужным. Зато я был нужен другим "малышам".
- А теперь?
- А теперь... - Старик приподнялся на локте, протянул ссохшуюся руку к стакану с водой, что стоял на тумбочке, сделал глоток. - Теперь я скоро умру, и Карлсона не будет вовсе. Да уже нет. Мне трудно встать с постели, не то, что летать.
Малыш почувствовал, как что-то сдавило горло, резко встал.
- Ты куда? - окликнул хриплый голос.
- В магазин, - тихо шепнул Малыш. - За тортом со взбитыми сливками. А еще надо конфет и варенья.
- Сладкоежка, - хмыкнул старик. - Колбасы купи. И пива.
Малыш обернулся, недоверчиво посмотрел на Карлсона.
- Со мной не соскучишься, - улыбнулся старик, и впервые за вечер он напомнил Малышу того, прежнего Карлсона.

* * *

На кладбище было холодно. Дул ветер, плевал в лицо изморозью. Он шел за гробом и боялся разреветься, как тогда в детстве. В голове снова звучал до боли знакомый голос: "Не реви. Это ты ревешь или я реву?"
Он всхлипнул и через силу улыбнулся, посмотрел на старика, что лежал в гробу. Штаны с пропеллером сменил строгий костюм, рыжего парика, что заменял последние годы густую шевелюру, не стало. Солидный лысый господин совсем не походил на того веселого толстяка с пропеллером. Гроб опустился рядом с ямой, желающие проститься вереницей потянулись к телу.
Откуда столько народу? - удивился Малыш. Он вопросительно посмотрел на старика, но тот молчал. Тихо опустилась крышка, неспешно опустили гроб в яму, сверху посыпалась земля.
Люди смотрели на происходящее с молчаливой тоской. Откуда их столько?
Догадка пришла неожиданно, сама собой:
- Малыш, - негромко окликнул он.
Собравшиеся у гроба люди вздрогнули, как один, закрутили головами, натыкаясь взглядом на взгляд, смущенно опускали глаза. Малыш развернулся и быстро пошел прочь.

* * *

В домике на крыше было пусто и холодно. А может, это его пробил озноб? Малыш сел на кровать, перед глазами замелькали последние недели. Он таскал старику сладости, а тот в лучшем случае жевал колбасу и судорожно заглатывал пиво.
Один раз попросил чашку чая. Малыш обрадовался, притащил банку малинового варенья. Старик поморщился, но сладкой жижи в себя все-таки залил. Из вежливости. "Свершилось чудо! - обрадовался тогда Малыш. - Друг спас жизнь друга!" Но старик лишь пробормотал, что никакого чуда уже не будет. И вообще, чудес не бывает.
Нет, не бывает. Даже рыжий толстяк, чудо его детства, перестал быть чудом. А перестал ли? И вообще...
Он встал и подошел к шкафу, снял с вешалки потертые штанишки с пропеллером. Взял с тумбочки рыжий парик. Когда он подошел к зеркалу, на него взглянул рыжий толстяк. Штанишки, вопреки ожиданиям, не повисли мешком, а ладно осели на пивном брюшке. Парик выглядел как его собственные волосы. Вот только тот был веселый, и вообще мужчина хоть куда, в полном расцвете сил. А он...
А что он? Он в меру упитан и вообще, в полном расцвете сил. Он улыбнулся своему отражению, и на душе потеплело. Карлсон не должен умереть. Что бы там ни было в жизни, но это в жизни. А у каждого Малыша должен быть свой Карлсон, вне зависимости от каких-то непонятных Малышам вещей.
Вот только надо будет научиться летать, вспомнить, как едят варенье ложками, улыбаются.
А еще надо научиться быть чудом...

© Алексей ГРАВИЦКИЙ

[Nikor]

Закидывай еще. Мне понравилось.

[Сандра]

трогательно как... Еще хочу.

[Malcolm]

Илла
Для тебя...

Отдать душу

- Вы Дьявол? - поинтересовался я у вошедшего, солидно одетого мужчины с лицом пропойцы.
- Нет, - ответил тот, противно улыбаясь. - Но я от имени и по поручению. Имею все полномочия. В чем состоит ваше дело? Хотите продать, обменять, получить что-либо?
- Отдаю душу, - пожал я плечами, мне казалось, что это само собой разумеется.
- Дайте взглянуть... Кхм, что ж, вполне приемлемая штука, ваша душа. Чистая, почти детская. И что хотите? Денег? Власти? Славы?
Я не хотел ни денег, ни славы, ни, тем более, власти. Перед глазами встало милое, словно бы светящееся изнутри лицо. Глаза ее смеялись, и я в который раз почувствовал, как тону в этом омуте, захлебываюсь, иду на дно, чтобы остаться там навсегда. Ради нее я готов отдать все, но что у меня есть? Ничего, только душа.
- Вы это серьезно? - вылупился на меня полномочный представитель Лукавого. - С ума сошел, мальчишка! На хрена оно тебе?!
Я пожал плечами, сказал просто:
- Люблю ее.
- Так взял бы и...
- Нет, - оборвал я. - Мне не нужно брать, вообще ничего не нужно. Просто хочу, чтобы она была счастлива.
- И поэтому продаешь душу? За исполнение ее желаний? - гость явно пребывал в недоумении. - Ты ненормальный? Зачем это?
- А как иначе? - в свою очередь удивился я.
- Романтик, - произнес мужчина с таким брезгливым презрением, будто обозвал дураком. - Ну ладно, мое дело маленькое. Вот договор, подпиши кровью, как только подпишешь, вступит в силу. Все, привет.
Оставив меня наедине с листом пергамента, гость повернулся спиной и растворился в воздухе.
- Сам дурак, - обиженно пробормотал я и пошел на кухню.
Нож легко вспорол ладонь. Накапав в блюдце крови, я макнул туда перьевую ручку и начертал на пергаменте свой корявый автограф. Договор с шипением впитал кровь, вспыхнул и исчез. А на следующий день я увидел результаты.

* * *

Мысли ползли липко и неторопливо, будто слизняк по травинке на берегу пруда. Странно. Вот она почти и кончилась, эта странная сказка с нелепым концом под названием жизнь. Все так быстро, что даже немного обидно. Хотя, с другой стороны, я старый больной маразматик, лежу на больничной койке и жду не дождусь, когда все это закончится. Кому я нужен? Ей?
Я открываю глаза. Она смотрит на меня. Такая же молодая, как пятьдесят три года назад. Это было первым желанием, чтобы она всегда оставалась молодой. В ее глазах пляшет огонь молодости, задор. А я - привязанный к постели старик, я ей в тягость. Она молча смотрит на меня, проводит рукой по моей некогда густой и темной, а теперь безобразно седой и подвыщипанной шевелюре. Я смотрю ей в глаза, я тону. Я люблю ее, и я счастлив. Я закрываю глаза и умираю счастливым.

* * *

Странное дело, я снова ощущаю себя молодым. Оглядываюсь по сторонам. Черные стены огромной пещеры освещают многочисленные костры. Давно забытый образ хорошо одетого алкоголика встает перед глазами.
- Давненько не виделись, - приветствую я. - Опять от имени и по поручению?
- Служба такая, - кивает он. - Идем.
- Куда? - не понимаю я.
- К хозяйке. Велела тебя доставить. Поговорить с тобой хочет.
- К какой хозяйке? - Я удивлен. - Разве хозяин преисподней не мужчина?
- Никогда им не был, - бесстрастно отвечает проводник. - Пошли.
Я иду за ним по подземным лабиринтам. Пещеры и переходы сливаются в бесконечную, черную кишку. Наконец мой проводник останавливается около массивной двери, стучит.
- Я привел его, хозяйка. Можно?
- Да.
Я не верю своим ушам. Вхожу и замираю. Она поднимается мне навстречу. Такая же молодая, такая же желанная. Ее глаза смеются, я тону в них, как тонул всю жизнь. Она встает, она подходит ко мне и обвивает руками мою шею. Я чувствую, как поцелуй обжигает мне губы. Долгое мгновение счастья.
- Ну и что мне с тобой делать, дорогой? - слышу я до боли родной, бесконечно дорогой голос.
- Не знаю. - Я целую ей руки. - Мне больше нечего тебе отдать...

© Алексей ГРАВИЦКИЙ

[Танка]

Short-short истории действительно замечательные!!!

Малкольм, там в анналах ещё нету?

[Malcolm]

Танка
Еще много всего есть. Были бы читатели...

Последний

А еще было холодно. Сырой промозглый ветер гнал с севера тяжелые свинцовые тучи. Он чувствовал этот ветер каждой своей прожилкой. Он был стар. Он был мудр. Он был последним.
А ведь это было так недавно. Светило солнце, весна казалась бесконечной. И он - тогда еще зеленый юнец - весело играл с друзьями. Беззаботно, радостно, бездумно.
- Дурак! - выругал он себя. - Сопливый восторженный дурень.
Но внутри что-то больно сдавило, защемило. Да нет, не дурак, просто это было детство. С каждым бывает. Тогда не было ни забот, ни хлопот.
Заботы и хлопоты пришли позже, когда созрел, когда ушла мальчишеская хрупкость, а тело налилось силой. Пришли заботы, а вместе с ними и обыденность, серая текучка, будничная повседневность.
И тогда он был не очень умен. Зато теперь... Теперь у него есть знание, есть мудрость, жизненная мудрость. Но за все надо платить: у него есть сила - знание, но больше у него нет ничего. НИ-ЧЕ-ГО! И никого. Ушли друзья: кто погиб, кто дожил до глубокой старости и скончался, истощив все жизненные силы. Ушли враги, ушли даже те, кого не знал. Ушли все.
Теперь он остался один, совсем один. Так бывает. Бывает всегда, когда умирает мир. Умирает долго и тяжело. Не все сметающая катастрофа, не быстрая смерть, а долгое, бесконечно медленное умирание. Старение, умирание, темнота.
Он ждал этой тьмы и боялся ее, но он знал, что она неизбежно придет. Солнце - это мощное некогда светило - уже не греет. Остывающая звезда, умирающий мир. Все замерзнет, все умрет. Уже умерло...
А он остался, он последний. Это прекрасно и страшно быть последним. Это знание, великое осознание мира, и это паника, испуг, доведенный до фобии. Это тяжело. Трудно смотреть, как умирает твой мир. Мир, который ты так любил.
- Да какой ты к черту мудрец, - вновь и вновь повторял он себе. - Ты даже не можешь помочь... попытаться спасти. Не от немощности, хотя тело уже не то: дряблое, старое, почти безжизненное, озябшее. Ты не можешь ничего сделать от незнания. Все, что тебе осталось, - это корчиться от холода на ветру, разговаривать с самим собой и ждать и бояться той тьмы, которая придет несмотря ни на что, упадет, навалится и проглотит.
Ветер подул сильнее, лютый холод пробрал даже не до костей - прожег каждую клеточку. Вот сейчас, теперь... Не-е-е-е-ет!!!
Он только хотел закричать, но не успел. Тьма свалилась на него, раздавила, захватила в свои холодные лапы.
Его дряблое, пожелтевшее, уже мертвое тело оторвало от ветки. Последний лист понесло по ветру, пошел снег.
Мир умер?
Да нет, просто затих, чтобы накопить сил и вновь сделать очередной энергичный рывок...
...к чему?

© Алексей ГРАВИЦКИЙ

[Malcolm]

Я прекрасно понимаю, что большинство людей не любят длинные посты и, в принципе, читать любят не очень. Если эту ветку прочитают два-три человека, то и хорошо. Для них и выкладываю.

Чтобы совсем не впасть в меланхолию, вот этот рассказик... Он большой, но оно того стоит

Жаба голубых кровей

Стойте, куда вы так спешите? Ну остановитесь же! Да, я вам. Что? Нет, просто у меня тоже иногда возникает желание по-простому, по-человечески пообщаться, а то сидишь здесь... Ну погодите! Не уходите! Я вот спросить хотел... Хотя как вас спросить, вы ж не поймете, тут надо с самого начала начинать. Ладно, сядьте передохните, а я расскажу одну историю. Слушайте...

* * *

Я перся через лес уже не первый день. Сыро, грязно, холодно по ночам и жарко днем. Ужасно! Просто форменный кошмар, особенно после царского терема. Да, забыл сказать, что я сын царя, царевич значит. Ну, если вам интересно, то начну, как водится, с начала.
Я родился в этом тереме, там прошло все мое детство, там я лишился... Ну чего лишился, того лишился, с каждым бывает. Жизнь моя была похожа на сказку. Пьянки-гулянки с утра и до ночи с друзьями, охота, девки и все такое. И хоть я и младший сын, и у меня есть два брата, но папашиного богатства мне тоже перепало достаточно. Так что грех жаловаться! И вообще, когда ваш папашка царь - это здорово. Могу каждому пожелать, хотя здорово было до определенного времени.
Полтора года назад умерла моя мать. Папашка, хоть и поимел половину прислуги, не говоря уже о придворных дамочках, но мать все-таки любил. Он как-то постарел сразу, из моложавого атлета превратился в дряхлого старика. А теперь совсем плохой стал, крыша у него не то едет, не то течет. Все чегой-то про смерть свою талдычит. Не, вы не подумайте ничего такого, я не против. Один речет, как на бабу забрался, другой, как в сиську надрался... Ой, это я уже почти стихами заговорил! Но я не об этом, я вот о чем. Ведь каждый говорит, о чем думает, а думает, о чем хочет. Ну и пусть папашка мой распрекрасный рассказывает всем и каждому о том, что вот он скоро помрет, вот он будет так в гробу лежать, а вот какая у него рожа при этом будет. Потом о том, как его закопают, как черви будут жрать его разлагающийся труп, как... Вы только не подумайте, что я циник. Нет. Просто, я каждый день выслушивал подобные рассказы. Но даже и это не страшно, хочет - пусть бурчит про то, что нравится, но нельзя же на личность давить.
А было вот как. Будят меня ни свет ни заря и к папашке зовут. Ну оделся, пошел. Все же он царь и папаша мой. Братишки мои уже с папашей о чем-то шушукаются. Они всегда от меня все скрывали. Говорили, что я дурачок, трепло, пень безмозглый, ну и еще много всего лестного по поводу моих умственных способностей и способностей, которыми заведует та фигня, что пониже пояса. Ну да бог им судья, я не вмешиваюсь.
Так вот, вхожу я, стало быть, к папашке. Он трепаться с братьями перестал и на меня смотрит, вот-вот дыру протрет.
- Звали? - говорю.
- Звал, - коротко и ясно.
Ну мы, я и братья, встали пред ним, стоим. Он смотрел, смотрел, вздыхал даже. Видно хочет сказать чего-то, да не знает с какого боку подгрести. Смотрю я на него: старый, разваливающийся маразматик, а тут у него еще и душевный разлад ко всему. Жалко мне папашку стало.
- Не молчи, - говорю ему. - Государь, скажи, что от нас хочешь - все сделаем.
Ну вот так всегда, сначала скажу, потом думаю. Братья на меня вылупились, как на дурака последнего, в глазах злоба, чуть не шипят. Зато папашка обрадовался, ожил, даже помолодел... на пару месяцев. Он так радовался, что в первый момент и выговорить-то ничего не мог.
- Дети мои, - начал он наконец. - Я стар и скоро умру. Но я хочу, чтобы вы жили в мире и согласии, чтоб были счастливы. А потому я решил, что вы должны жениться.
- На ком?
- Зачем?
Это выразили свои эмоции мои братья, я сказать ничего не смог, стоял как громом пораженный. Еще бы, я ведь еще не всех баб в царском тереме перелапал, а тут жениться. Зачем? На ком? И вообще, я только начал входить во вкус, получать удовольствие от своей вольной беспутной жизни, и вот на тебе. Нет, не хочу жениться, не хочу спать с одной девкой, когда рядом много других. Не хочу чувствовать ответственность за кого-то, пусть лучше отвечают за меня, а я буду дурака валять. Молодость бывает один раз в жизни, и я не хочу ее терять только потому, что мой шизанутый папаша решил меня женить. Все. Точка. Финита! Баста!!!
- Вы должны найти себе хороших девушек, - продолжал папаша, который, естественно, не слышал протеста, прозвучавшего в моей голове. - Но найти вы их должны не сами - человеку свойственно ошибаться, - а с Божьей помощью.
- Это как? - поинтересовался мой старший братец. Голос его прозвучал с таким сарказмом, что, казалось, яд сейчас закапает на пол и прожжет там хорошенькую дыру.
- Для начала вы должны перестать шалопайничать, - папаша не заметил яда. - Потом вы возьмете и изберете себе жен способом, в основе которого будет лежать везение. Удача. Божественное расположение. Ну например, вы едете в поле, стреляете из лука, смотрите, куда упадет стрела. Первая женщина, что поднимет вашу стрелу, станет вашей женой. Боги всегда жаловали нашу династию, так что опасаться за ценность выбора вам не стоит. Но сначала... - Папаша строго посмотрел на меня и братьев. - Сначала вы должны перестать гулять направо и налево. - Папаша смерил меня испепеляющим взглядом. - Прежде всего, это относится к тебе, Ванюша.
- А если мы откажемся? - попытался найти лазейку средний брат.
- Я отрекусь от трона в пользу своего первого советника и лишу вас наследства.
Это был удар ниже пояса, все это понимали: и отец, и братья, и даже я, хотя меня всегда считали дурнее других.
- Я даю вам неделю времени. На следующей неделе будет первая свадьба. - Папашка дал понять, что аудиенция окончена, и мы побрели к выходу.

* * *

Следующая неделя прошла как нескончаемо долгий ночной кошмар. Началась она с того, что сразу после беседы с папашей мои любящие братья отметелили меня без какого-либо повода.
- За что? - просипел я, когда они закончили свою грязную работу.
- Ах, ты не понял? - Удары посыпались новой, еще более яростной, волной, а когда они закончили меня колотить, был подведен итог: - Чтобы знал, когда рот открывать, а когда не стоит. Дурак!
Последнее замечание было особенно обидно, потому как дураком я себя не считал, хотя и раньше слышал подобные замечания от окружающих. Душа ныла и протестовала, тело болело от незаслуженных побоев, но это все были только цветочки.
Ягодки пошли, когда пришлось отказаться от баб и пьянок и топать на стрельбище. Из лука я не стрелял уже давно, да никогда у меня это особо и не получалось. Тренировка тянулась мучительно долго. Наутро я с трудом встал с постели. Тело болело не только от побоев, но и от борьбы с луком.
Тренировочки продолжались всю неделю, к концу которой я чувствовал себя истерзанным куском мяса. Папашка вызвал нас к себе:
- Ну, вы решили? Вы готовы?
Конечно решили, кто ж откажется от престола и такого состояния, как у моего папашки. Так вот, собрались, поехали в поле. Прискакали, спешились. Папашка чуть не развалился по дороге, ну да хрен с ним. Мой старший братец слезает с коня, натягивает тетиву и... Я долго смеялся. Стрела сорвалась, пролетела несколько метров и грохнулась на землю. Баб поблизости не наблюдалось. Дальше творилось нечто невообразимое. Я ржу, братец - матерится, а сам уже красный как рак. Папашка подумал и изрек:
- Подождем.
Ждать пришлось до вечера. Уже смеркалось, когда неподалеку появилась женская фигурка. Папашка перестал храпеть, братья оживились, а мне стало весело.
- Эй, девушка! - милым, насколько это было возможно, голосом пропел мой старший братец. - Подойди, милая.
Девушка сделала несколько боязливых шагов.
- Да не бойся, дура, - не выдержал братец. - Царский сын тебе ничего дурного не сделает!
Девушка ахнула и упала на колени. Я смеялся уже в голос, а брат, красный от злости, заорал:
- Перестань ржать, дурак! А ты, корова, иди сюда! Видишь, стрела лежит? Да нет, правее. Еще правее... Дура, теперь левее. Вот! Подними ее и неси сюда. Живо!

* * *

Свадьба тянулась всю следующую неделю. Папашка закатил такую пьянку, какой даже я себе представить не мог. Видимо, мой старикан еще не совсем потерян для общества. Пирушка перемежалась у меня прогулками на стрельбище, и чувствовал я себя после всего этого портянкой, обвисшей и несвежей.
Ровно через неделю мы снова оказались в поле. Второму моему братишке повезло меньше. Стрелу он, правда, запустил несколько дальше, но она всобачилась точнехонько в задницу бабе, что выползла на поляну из леса, собирая грибы. Баба была толстой и некрасивой, а посему мой братишка не очень обрадовался. Всю следующую неделю, пока длилась его свадьба, он пил. Он выпил за эту неделю, наверное, больше, чем за всю предыдущую жизнь. Я ржал от души, за что и был назван, в очередной раз, дураком. Впрочем, это меня не особо тронуло.
Неделя пролетела как минута, настал мой черед. Мы приехали в поле, спешились. Я вскинул лук, натянул тетиву и... И вот я здесь. Стрела, зараза, улетела черт-те куда и лежит сейчас в этом лесу, точнее, в болоте, потому что лес плавно перешел в гнилую топь. Так я вернулся к тому, с чего начал. Грязно, противно, вонюче. Ночами холодно, днем жарко. А стрелы все не видно, вообще сомневаюсь, что найду в этом дерьме хоть одно существо женского пола. А возвращаться домой с пустыми руками... Нет уж, спасибо. Я и так наслушался, когда моя стрела улетела в неизвестном направлении, мои братья и реготали, и дурнем меня называли, и... Не дай бог никому услышать те слова, которыми они меня называли, такое не представить и во сне не приснится.
Примерно с такими мыслями я и плутал, как вдруг увидел свою стрелу. Вот она, погань, торчит из болотной кочки. Черт, и никаких баб рядом! Я собрался взять свою стрелу, когда увидел здоровую жабу. Жаба вцепилась своей мерзкой пастью в стрелу и пыталась вытянуть ее из земли.
- А ну-ка брысь! - заорал я. - Отвали от моей стрелы.
- А вот и фиг тебе, - пробурчала жаба человечьим голосом, не разжимая челюстей. - Я ее нашла, так что давай, женись на мне.
Верите, меня чуть наизнанку не вывернуло от такого заявления, а она смотрит на меня и говорит:
- Ты, - говорит, - поцелуй меня, Ванюша, и будем счастливы.
- Нет уж, не будет у меня счастья с жабой. В гробу я такое счастье видал. И папашу своего гребаного в белых тапках видел. Вот уж кому спасибо, удружил.
- Ты папу-то не трогай, он у тебя славный. А на мне женись.
- А это видала? - Я продемонстрировал жабе жирный кукиш.
- Не горячись, Ваня, - голос жабы стал сладким, аж приторным. - Ты, конечно, можешь и не жениться на мне, но вот послушай, что я тебе скажу. Я сама царица, просто на мне заклятие лежит. Счастливой я смогу стать только с одним человеком - с тобой. Поцелуй меня и обретешь счастье. Поверь, если поцелуешь, я стану самой красивой и желанной. Ну а не поцелуешь - проворонишь свое счастье, обречешь меня на муки, а имя свое покроешь позором.
- Погоди, дай подумать, - сказал я. А ведь и правда. Чем черт не шутит? Ну, если обманула, то проблююсь и домой пойду, а если нет, то счастье у меня в кармане, причем за просто так. - Значит, если я тебя не поцелую, то дурак, а если поцелую, то буду счастливым, богатым, каким еще?
- Сказки про тебя слагать будут.
- Ого! Это что-то новенькое.
- Правда-правда, - заторопилась лягушка. - Я не вру. Ты будешь и царем, и счастливчиком, и я для тебя стану самой красивой.
- Ну ладно, давай. Куда целовать-то? Хоть не в задницу? Ну, давай щеку...
Ну, поцеловал. Ощущения не было никакого. Потом все вдруг резко завертелось, закружилось, деревья стали огромными, болото необъятным, а лягушка прекрасной.

* * *

... Вот так все и было. Теперь вот живу в этом болоте уже год. Я - царь, жена моя - царица, хоть и лягушка, зато самая прекрасная. Все лягушки болота мои. Здесь тепло, влажно и уютно. Болото мой дом родной. Вообще, легко и хорошо быть лягухой, какой я теперь и являюсь. Все, что обещала мне моя жена, сбылось. Вот только папашку жалко да братьев, правда, совсем немного. И еще не знаю, обманули иль нет, вот у вас спросить хочу... Скажите, только честно, сказки про меня складывают?

© Алексей ГРАВИЦКИЙ

[Nikor]

Появилось не много времени, зашел почитал. Понравилось.

[Танка]

Классные, классные рассказы!
Эх, талант у Алексея Гравицкого!

Malcolm, ещё есть?!

[Malcolm]

Брошенная

Милый мой, дорогой. Любимый, единственный! Почему? Почему?! Почему ты ушел? Почему так случилось, ведь все было хорошо? И вот ты ушел. Оставил. Бросил. Не взял с собой. Почему не взял? Разве я тебе чем-то помешала? Ведь ты мог, мог... но не захотел. Отчего так? Почему не иначе?
За окном дождь. Я одна. Одна! Одна в пустой квартире. Хочется кидаться на стены, выть, плакать. Мне больно, горько, одиноко. Мне плохо без тебя. С тобой хорошо, а без тебя плохо. Бывает так?
За окном дождь. Говорят, что он идет. Ерунда! Дождь не ходит, он ползает, тащится. Так же, как время не бежит, не течет, а ползет, словно сонная осенняя муха по стеклу. Каждая минута с тобой - счастье. Каждый миг без тебя - море боли, горечи, безысходности. Отчаяние! Бывает так?
Ты уходишь. Ты все время уходишь. Почему? Или я обидела тебя чем-то? Ведь я старалась быть с тобой ласковой, любящей, преданной. Что старалась - была такой для тебя. Была, есть и буду. Так отчего ты ушел? Отчего встал, собрался и сбежал, оставив незастеленную постель, кофе на плите и меня в гордом одиночестве?
Говорят, что одиночество гордое. Ерунда! Нет тут никакой гордости. Нет и быть не может. Одиночество - страшная штука. Даже на мгновение ощутить его страшно, не то что жить с ним. От него плохо.
Боль, тоска, щем в сердце. Я бы ударилась в истерику, да не знаю как. Где ты? С кем ты? Почему не со мной? Разве со мной тебе плохо? Так почему уходишь? Чего ищешь там, среди дождя?
Больно. Больно внутри. Я сейчас заплачу. Окна, двери, замки, решетки. Преграды! Почему между нами столько преград? Почему все так сложно? Почему не бывает простых отношений? Я люблю тебя, ты любишь меня - это ведь так просто. Зачем же сложности? Зачем преграды? Зачем боль?
Мне больно без тебя. Я физически ощущаю разделяющее нас пространство. Оно жжется, оно ноет, оно дергает, как больной зуб. Да, как зуб, только сильнее и не проходит. Бывает так?
Так бывает. Бывает, когда уходит любимый человек. Бывает, когда уходит смысл жизни, рушится Вселенная. Вот так и сейчас.
Милый мой! Дорогой! Хороший! Ну, услышь! Пойми, что мне плохо. Приди! Приди!!! ПРИДИ!!! Если ты не вернешься, я ведь умру без тебя.

* * *

Ключ шевельнулся в замке. Он распахнул дверь, вошел. Собака бросилась к нему, с радостным лаем кинулась на грудь.
- Ё-мое! - только и выдавил он, отстраняя и поглаживая животное.
Собака скулила, лезла лизаться, вертелась у ног.
- Ну все, все. С ума сошла животинка. Ну, успокойся, я тебя тоже люблю. Ну все, все. Все...
- Милый мой! Любимый! Хороший! Я знала, знала, что ты не оставишь меня! Я знала, что ты любишь меня. Любишь так, как люблю тебя я. Навсегда, навсегда! Бывает так?

P. S. Спасибо одной собаке и одной женщине, которые натолкнули на идею, и еще одной женщине, без которой я себя ощущаю как та собака.

© Алексей ГРАВИЦКИЙ

[Malcolm]

Утро

Солнце, сладко потягиваясь, выскользало из-за горизонта. Рассвет ударил в окна, буйством красок растекся по небу. Безумно счастливый щебет птиц не давал спокойно спать.
Глаза приоткрылись. Он потянулся и зевнул с неприятным скрипом. Спать уже не хотелось, он быстро пришел в себя после ночи, снова стал подтянутым, строгим, деловым:
- Доброе утро! - голос звучал деловито.
- Утро доброе, - отозвался другой голос откуда-то сбоку. Был он мягкий, пастельный. - И зачем столько официоза, уважаемый. Утро и впрямь чудесное.
- Превосходное утро, - проскрипел старческий голос. Старик лежал в стороне. Он уже не поднимался. Рядом с ним вскочили два мальчишки, загалдели весело:
- Что в нем такого? Утро как утро.
- Сколько их уже было, а сколько еще будет.
- Чему тут радоваться?
- Вам еще расти и расти, - отмахнулся старик. - А потом жить. Долго. У вас вся жизнь впереди, а я... Когда ты уже склоняешься к могиле, то начинаешь радоваться тому, чего не замечал раньше. Хотя не у всех так, некоторые начинают брюзжать и вспоминать, как было хорошо раньше и как все паршиво теперь. Вот чего я вам к старости не рекомендую, так это брюзжания.

* * *

Она стояла у окна, он тихо подошел сзади, обнял, поцеловал обнаженное плечо.
- С добрым утром, любимая.
- Здравствуй, котик, - весело откликнулась она. - Посмотри, какой рассвет. И дома.
- Да, красиво.
- Слушай, а ты никогда не задумывался, что дома... они как мы. Смотри, вон та новостройка. Высокий, в строгом деловом костюме. Всегда такой солидный. А рядом многоэтажка в пастельных тонах. Мягкая, домашняя, ласковая. Может, это его жена?
- Тогда вон те два, - его палец ткнулся в два строящихся дома, что стояли рядом друг с другом. Над ними, словно кормилица, горбатился башенный кран. - Это их дети. А какую роль определим хрущевской пятиэтажке?
Она поглядела на разлегшуюся далеко внизу хрущевку, сердце сжалось:
- Это старик, добрый, жизнерадостный старик. У него все позади, а он радуется рассвету, как ребенок.
- С чего это ты взяла?
- Посмотри, как подмигивает окнами. Он хороший, жаль, что скоро умрет.
- Не грусти, на его месте родится новый, - утешил он. Рука потянулась вперед, через ее плечо. Он дернул в сторону занавеску, распахнул окно.

* * *

Дом приоткрыл один глаз, другой.
- С добрым утром! С добрым утром! - понеслось со всех сторон.
- С добрым утром! - отозвался проснувшийся. - И с хорошим днем.
Последнюю фразу он обратил к двоим, что вглядывались сейчас в мир одним из его глаз. Но те уже бросили фантазии и отправились завтракать. Потому вряд ли услышали.

© Алексей ГРАВИЦКИЙ

[Антибиотик]

Malcolm
Все прочел. Хорошие рассказы. Спасибо тебе!

[Тала]

Malcolm СПАСИБО. За всё спасибо.

[Ким]

Malcolm, ШИКАРНО!!!

[Танка]

Malcolm, я, как почётный партизанка трёх мышиных возней, хочу внимательно поинтересоваться!

БОМБА будет???

Например, эти замечательные short-stories написал КАКОЙ-ТО известный, возможно, неприятный, или неизвестный, но очень приятный, человек...


По-любому, если есть ещё, выкладывай, пжалста!