Мой рОман, Букавак многа, предупреждаю.

И штурмана:

Присоединённое изображение

VanVin
Мать моя, сколько там всего! И ни одной знакомой картинки из "ваших крыльев".

Круууто! Я соавтора своего сюда пошлю, пускай радуется

Илла, посмотри вот это:
http://www.strizhi.ru/cgi-bin/yabb/YaBB.pl...rd=old_military

Неплохое место, но в "Уголке неба" инфы было больше.

Вот тут много интересного:
http://video.aviacia.ru/

О, вот это супер!

Слушайте, народ , а никто не знает, где берутся фильмы из цикла "Ред Старз"? Моему соавтору откуда-то накачали. Я тоже хочу себе.

Кусок написала. Теперь близкий народ пытается говорить, что картины мира не видит. Отношения - да, бытовуха - да, но надо, понимаете ли, еще и улицу видеть, по которой персонаж идет А как? Чего там - лютики-цветочки-чужие заборы?

под кат, как в ЖЖ, тут ничего убрать нельзя, потому придется так. Кому не лень - лезьте и читайте.
БУКАВАК ОЧИНЬ МНОГА!!!


1942, апрель. Как Женька бежал на фронт.

Женя возвращался из школы. Было уже тепло, от разогретой солнцем мостовой поднимался пар. Женя распахнул куртку. Домой идти не хотелось. «К Говоровым, что ли, заглянуть? Вдруг от Валерки что есть?»
Женя понимал, что друг будет писать сперва родным, а уж потом ему, но не обижался. Семья есть семья, а он, Женька, доволен и тем, что Валерка ему вообще пишет. За последние два месяца пришло только одно письмо. Валерка писал, что летают много, что высший пилотаж нужен не только для воздушных парадов, в бою он ой как пригождается. «Я, Женька, когда в первый раз в бой пошел – ничего разобрать не мог. Одно дело в училище фигуры отрабатывать, а другое – вертеться, как уж на сковородке, когда на тебя сверху двое и сзади двое. Ничего, обвыкся, троих уже сбил.
А ты, Женька, не горюй, - заканчивал письмо Валерка. – Настанет и твой черед, успеешь еще, навоюешься. Всего-то год тебе до восемнадцати остался – и пошлешь тетку свою к чертовой бабушке. Ну, будь здоров. И не вешай нос».

«Вот жизнь у человека… - завистливо вздыхал Женя. - Летает, фрицев бьет, а я тут тетке дрова колю да сочинения в школе пишу…»
Солнце подмигивало Женьке из блестящих луж, но его это не веселило.
В последнее время его утешали только Валеркины письма. Других радостей не было. К тетке постоянно шлялись какие-то подозрительные типы, она шушукалась с ними и таскала домой тугие свертки.
Старшая, Нюрка, крутила роман с женатым интендантом и приходила домой заполночь. Тетка караулила непутевую дочь у порога, визгливо ругалась и драла за ее косы. Нюрке же – хоть бы хны: наскоро проглотив на кухне холодную картошку, она отправлялась спать, а наутро снова удирала к своему интенданту. Женька злился втихомолку на Нюркиного кавалера, но не из-за Нюрки – на ее сердечные дела ему было глубоко начхать – а из-за того, что тот не на фронте. «.У-у, крыса тыловая…»

Младшую, Наташку, тетка каждый день посылала на базар торговать яблоками. Женька делал в доме всю мужскую работу – дров наколоть, воды натаскать, калитку починить, курицу прирезать. От такой жизни просто выть хотелось, поскорей бы уж этот проклятый год прошел… А там - летное училище, синяя форма с «курицей» на рукаве и новеньким блестящим кубиком в петлицах, и – небо, небо!
«Тетка только рада будет от меня избавиться, - невесело размышлял Женя. – Как сиротскую пенсию ей за меня платить перестали – иначе как дармоедом не зовет. Только и слышно – поскорей бы тебя забрали, по аттестату хоть какие-то деньги капать будут…Тьфу!»
«И чего в ФЗУ не пошел, - пилила тетка, - там и кормят, и одевают, да еще и стипендию платят! Потом на заводе бы работал, там, говорят, паек хороший дают… Все польза …»
«Нет, только не в ФЗУ! – решил Женька. – Потом – на завод - и прощай, полеты!»

Взревела сирена ПВО. Это была уже не первая воздушная тревога в городке, но привыкнуть к этому было невозможно. Женька стал оглядываться в поисках бомбоубежища и понял, что не успеет до него добежать, - в воздухе уже слышалось проклятое гудение вражеских самолетов, которое он ненавидел больше всего на свете. Сирена продолжала выть. Женя, поскользнувшись на размокшей глине, на пузе съехал в канавку, через которую был переброшен маленький горбатый мостик. Вцепился в сваю, отдышался и замер.
Вокруг загрохотало, Женя чувствовал, как вибрирует под потными ладонями бетонная свая, как вздрагивает от разрывов земля.
«Еще и сирену, гад, включил…Чтоб страшнее было»...
Женя в бессильной злобе стукнул кулаком по свае. «Вот буду летать – я вам соли-то на хвост насыплю!»
Ухнуло где-то рядом. Женя вжался в глину.
«Ой-ой-ой… Черт, вот как накроет сейчас… Вдруг мост обвалится… Или осколок попадет…»
Когда все стихло, Женя на четвереньках выбрался из-под мостика, попытался кое-как отчистить перемазанные в глине штаны и куртку и, обходя воронки, пошел к дому Говоровых. «Если Лерка дома, можно у нее щетку попросить…»

Свернув на свою улицу, мальчишка остолбенел. На месте Валеркиного дома были руины кирпича и щебня. Из груды развалин сиротливо торчала печная труба. Печь почему-то уцелела. Женя, едва переставляя ноги, вошел во двор.
Там бригада соседок шустро разбирала завал. До Жени долетали обрывки разговоров:
-Ой, беда, беда-то какая!
- Как накрыло – никто выбежать не успел…
-Ой, горе, горе…
-Прямое попадание…
-А профессор-то все шутил: Нет, согласно закону больших чисел в наш дом бомба не попадет…
--А вот поди ж ты…
-Лерка- то, Лерка со смены пришла, спать легла, а тут налетели…
-Бабоньки, давайте шустрее, вдруг живы еще…
- Да разве ж после такого выживешь…
-Что ж это творится, господи! Все Гитлер проклятый…
Соседки из рук в руки по цепочке передавали обломки битого кирпича, досок и оконных рам. Чувствуя внезапно навалившуюся тяжелую усталость, Женя молча включился в работу. Острые куски кирпича раздирали ладони в кровь, но Женя даже радовался - это была простая и понятная боль, от которой можно избавиться.
Спустились синие сумерки, но работа все продолжалась. Вдруг какая-то женщина сдавленно ахнула и схватилась за сердце, остальная бригада бросились к ней. Женя тоже хотел подойти, но соседки оттеснили его.
-Не надо… Не смотри на это… Не смотри… Да уведите же кто-нибудь ребенка!
Женька даже не обиделся за «ребенка». Оглушенный навалившимся горем, он послушно позволил взять себя руку и, как маленького, отвести в сторону.
-Иди домой, мальчик. Глянь-ка, - темнеет уже
-Топай, Женька, мотри, как бы тебе опять от Фроськи не нагорело! – скороговоркой произнесла тетка с соседнего двора.
-Да какая тут Фроська – не видите, горе у человека…
Женя повернулся и, переступая через битое стекло и кирпичную крошку, пошел прочь. Возле рухнувшей балки на глаза ему попалась искореженная жестянка, в которой с трудом можно было узнать коробку от монпансье, а рядом с ней валялось что-то светлое. Женя наклонился и поднял катушку желтых ниток. «Лерка всегда держит нитки в коробках из-под конфет. Шить любит... Любила…»
Через распахнутую настежь калитку он вышел на улицу и медленно побрел куда глаза глядят. Обернувшись в последний раз, увидел, как от развалин несут носилки, покрытые рогожей.
Стиснув катушку в кулаке, мальчишка, не разбирая дороги, промчался по улице, вылетел в какой-то переулок, уткнулся лбом в мокрый занозистый забор и расплакался, задыхаясь и захлебываясь слезами. В голове билась одна мысль: «Как же мне теперь об этом Валерке написать?! Как же написать…»

Домой он вернулся, хоть немного успокоившись. Уже стемнело. В большой комнате тетка Фрося с Наташкой разбирали узел с одеждой. На диване и на стульях были разложены и развешаны поношенные платья, чулки и шарфики. Женя поморщился. «Опять наменяла чего-то, спекулянтка проклятая…»
Завидев в дверях племянника, Ефросинья смерила его недовольным взглядом.
-Явииился, не запылился! Весь перемазанный, как свинья! Сам стирать будешь, ирод. Дрова не наколол, - она начала загибать пальцы, перечисляя Женькины прегрешения. - Воды не принес. Керосина не купил. Вон Наташку посылать пришлось!
-Так бомбили же, ма-а, - робко напомнила Наташка.
-Ну и шо ж, шо бомбили?- тетку было не переспорить. – Первый раз, что ль? Бомбили-то когда? А он когда явился? Где шлялся до ночи, дармоед?
-Не твое собачье дело, - очень отчетливо произнес Женя. – Где хотел, там и шлялся. Нашла прислугу…
Тетка онемела от изумления. Наташка уставилась на двоюродного брата расширившимися глазами, округлив губы буквой «о». Тихий, забитый, «малахольный» Женька как с цепи сорвался. Чего это с ним?
Ефросинья беззвучно пошлепала толстыми губами, потом оправилась от потрясения и решила поставить племянника на место.
-Ах ты, сопляк! Ты мне тут выражаться будешь?! Вырастила бандита на свою голову! Я тебя, дармоеда, пятый год кормлю-пою-одеваю, от своих девчонок кусок отрываю, а ты что?! Скоро с топором на нас будешь кидаться, так?
Женька сузил глаза.
-В восемнадцатом году, - почти по слогам проговорил он, - на спекулянтов – и с топором! – он повысил голос. - И с наганом! И с маузером! Спекулянт – хуже врага на войне! Вот вам ваши тряпки! – Женька яростно пнул узел, схватил со стола кружку с недопитым чаем, хотел было швырнуть ее в тетку, но в последний момент передумал и запустил в буфет. Со звоном посыпались на пол статуэтки, Женька схватил тарелку с вареной картошкой и кинул в зеркало.
-Ой, мамочки, убьет! Убьет! – заголосила Наташка, вскочила и бегом бросилась в их с Нюркой спальню. Заскрежетал засов.
Тетка, пятясь, задом толкнула дверь в сени и, бормоча: «Бандит... Убивец… « убралась к соседям - жаловаться. Женька, тяжело дыша, остался один на поле боя. Победа не принесла ему отрады.
Немного остыв, он пошел к себе в каморку, вытащил из-под лежанки старый, еще отцовский вещмешок и стал собираться. Зашил в куртку паспорт, летную книжку, свидетельство об окончании аэроклуба. В мешок отправились мыло, полотенце, смена белья, компас (Валеркин подарок), Леркина катушка. Конечно же, «Ваши крылья» с дарственной надписью инструктора.
Наташка в соседней комнате признаков жизни не подавала. Женя, не таясь, прошлепал босиком на кухню.
«Ого, а со жратвой-то дома прилично. Видно, тетка на базар сегодня ходила…»
Женя отхватил складным ножом (тоже Валеркин подарок) изрядный кусок хлеба, отрезал шмат сала, завернул в газету вареную картошку и аккуратно отсыпал в чистую тряпицу соли. Сгреб с буфета деньги, отложенные на продукты. Мало ли, сколько ехать придется. «Ничего, не обеднеет, небось… еще наторгует»
Наверняка у тетки еще где-нибудь кубышка припрятана, но искать было противно.
Сменив штаны и рубашку, чтобы не выглядеть оборванцем, Женя подхватил вещмешок и огородами зашагал к станции, решив любой ценой пробиваться на фронт. К тетке он больше ни за что не вернется.

Это не критика,просто мысли вслух.......При прямом попадании авиабомбы в дом от него не останется ничего,кроме воронки(ну или нечего будет там до вечера перебирать).

Вот это - непонятно сразу.

А где дело происходит? Илла,я ишшо мильон вопросов задать могу,не обращай внимания...У меня дед в разведке служил тогда,бабка в НКВД,потом оба-в милиции...Люблю мелочи)))

Не, к мелочам придираться хорошо, чтоб дизбилива не было.

ага, про бомбу поправлю. А что там должно былро случиться, чтобы дом рухнул?

Чего - непонятно? В восемнадцатом году у нас что было? Гражданская война. Спекуляция - соответственно, военный коммунизм и прочие радости жизни. Спекулянты жить типа мешали, за спекуляцию сажали, а во времена военного коммунизма - и расстреливали на месте. Тетка у него спекулянтка.

Ну, допустим, не зашил - его ж потом придется патрулям предъявлять - а сунул поглубже. Дело происходит в городке под Воронежем, воронеж заняли в июне 42-го, у нас на дворе апрель, уже бомбят.

Ну вроде парню 18й год....или про 1918-непонятно.А паспорта уже были у людёв? Бабка умерла,а то я б уточнил...

Бомбы есть разной конструкции,но в основном они взрываются при ударе о землю(смотри хронику)...Т.е. Бомба пробивает дом насквозь и взрывается внизу(их до сих пор иногда находят в подвалах).Хотя х.з.-как фишка ляжет.

У меня есть офицерская книжка тех времён(не лётная,правда)...И целая кассета гимнов "Люфтваффе"....

Вот еще чего не знаю. За спекуляцию продуктами могло влететь, хтя торговлю чаем, солью, сахаром на некоторое время в 19 году разрешали. Всем остальным - нельзя. А за шмотки? 18 год - это такое время, когда стреляли без суда и следствия - за все

Snoopy
Паспортизация началась в 20-е годы. Парню 18-й год, на дворе - 1942.
Бомбы тех времен я видела в музее - они бывают разные, одни с руку толщиной, другие - здоровенные. Вот что меня напрягает - какие в бомбардировщики загружать, это от цели зависит? или чего дали - с тем и полетели?