Еще один опус от Расстегай. Пока без названия, Остросюжетная проза с элементами мистики

Вот, выложу еще немного, чтоб за судьбу Юльки не переживали

За окном деревья окаймлявшие детскую площадку робко окрасились в розоватый цвет. Галя часто моргая неумолимо слипающимися глазами, тоскливо смотрела в замусоленную записную книжку сестры всю изрисованную цветочками и сердечками, словно надеясь обнаружить пропущенный ею таинственный номер того, у кого сейчас могла находиться сделавшая эти записи. Что за подружка, к которой могла пойти Юля? А может она никуда и не пошла, а ходит сейчас вокруг дома кругами, прячась каждый раз, как завидит бегающего вокруг в отчаянии отца? А может сидит где-то на чердаке? А может…
- Господи, а если она где-то на вокзале? – ворвался в вялые размышления уж почти уснувшей девочки голос матери. – Там же пьяные, и эти, женщины легкого поведения, а если ее украли?! Не могу больше, буду звонить в милицию!
- Никакой милиции! – все узкое пространство в прихожей у двери заполнил собой неожиданно появившийся Виктор. – Еще не хватало, чтобы об этом всему городу стало известно – у председателя комитета по делам молодежи дочь сбежала! да я в два счета со своего места слечу, раз за собственной дочерью уследить не могу! В органы обратимся, только когда уже совсем некуда деваться будет, поняла?
Он выхватил у Натальи трубку и и припечатал ею телефон, словно поставив жирную точку в своей речи.
- Да что же ты за отец такой? – в отчаянии выкрикнула, чуть ли не впервые за всю супружескую жизнь повысившая голос на своего господина и повелителя, Наталья. – А вдруг она сейчас где-то валяется, а ты…
- А я… - начал, собираясь показать место зарвавшейся жене, Виктор, но его перебил резкий звон стоявшего между ними телефона. Наталья подскочила, и прикрыв рот рукой, с ужасом уставилась на аппарат, страшась поднять трубку. Галя, мгновенно проснувшись, тоже гипнотизировала взглядом телефон, судорожно вцепившись в записную книжку Юли, не замечая, что безжалостно сминает и прорывает пальцами страницы.
Виктор, выждав мгновение, бросив уничтожающий взгляд, резко сорвал трубку, чуть не сбросив телефон на пол.
- Евсеев слушает!
- Витя, я вас не разбудила? - послышался голос бабушки, явно старающейся сдержать зевоту. - Я бы попозже позвонила, но подумала. что потом…
Наталья, услышавшая голос матери, поникла. Виктор, помрачнев, сердито ответил:
- Мама, сейчас не до вас, мы звонка ждем, не занимайте телефон! У нас Юля пропала…
- Что значит - пропала? Она у нас! Она сказала, что вы ее к нам прислали, у вас пьянка, куча народу и вам не до нее... Я что хотела сказать - вы ей портфельчик в школу соберите, я заеду с ней, заберу вещички да прямиком в школу Юленьку и завезу...

Вот спасибочки теперь спокойнее!
А Юля не промах - не стала лишать себя комфорта и мерзнуть под кустами - у бабушки лучше

Тала

Пожалуйста!

- Вставай, давай, в школу опоздаешь! – Галю жестко трясли за плечо. Она замычала, отворачиваясь к стенке, и стараясь натянуть на голову одеяло, чтобы укрыться от режущего воспаленные глаза света.
- Мам, а можно я сегодня не пойду, а? – простонала умоляюще она.
- Еще чего не хватало! – Наталья раздраженно сдернула одеяло с дочери. – Быстро поднимайся! Со школы придешь, отоспишься, ничего с тобой не сделается… Все, поднимайся!
Мать, громко хлопнув дверью, вышла из детской. Она так и не ложилась, в отличие от Гали, которой пару часов все же удалось поспать, и потому была в состоянии крайнего нервного возбуждения. Проводив не менее раздраженного мужа на работу, она схватила батон, и принялась короткими резкими движениями не резать, а скорей рвать его на толстые корявые куски, намереваясь соорудить бутерброд для дочери. До нее донеслись шаркающие шаги Гали, направляющейся в ванную.
- Поторопись, на уроке спать будешь! – сердито буркнула Наталья, отсекая шмат масла и плюхая его на располосованный батон. – Вещи сестре приготовила?
- Да ночью же еще! – глухо ответила из-за двери Галя, включая воду.
- Поогрызайся мне еще! Дав… - начинающийся монолог Натальи перебила трель дверного звонка. Швырнув нож на стол, и не обратив внимания, что он, проехавшись по столешнице, упал на пол, вонзившись острым концом в линолеум, выскочила в прихожую. Мимо нее прошмыгнула Юля, стараясь казаться незаметной, которую только что впустила Галя.
- Куда-а? – взревела Наталья, хватая младшую дочь за шкирку. – А ну, выкладывай – почему ты поставила всю семью на уши? Как ты посмела уйти без разрешения, да еще на ночь глядя? Хоть бы сказала кому, хоть бы записочку какую оставила, дрянь!
- Убери руки от несчастной девочки сейчас же! – к Наталье подскочила Зинаида Федоровна, и дернула Юлю к себе. – Ишь, какая – они тут гуляют, пьянствуют, девочку избивают, а туда же, на ребенка голос повышать! Гляди, дочь, допрыгаетесь, что сбежит она от вас в детдом, да от жизни такой!
- Бабуль, я лучше к тебе уйду, - всхлипывая, сказала Юля, боязливо поглядывая на мать.
- Вот видишь, видишь? – воскликнула бабушка. – Довели ребенка, готов от родителей бегом бежать, куда глаза глядят!
- И я сказала, куда ухожу Владику, вот! Я ему говорила, что к бабушке ушла, и попросила его вам передать! – с торжеством в голосе произнесла девочка.
Наталья некоторое время осоловело смотрела на дочь, словно не понимая, что та сказала, а затем порывисто метнулась к телефону, и схватив трубку принялась набирать номер.
- Девочка моя, иди, умойся, и скорее переодевайся, а то опоздаешь! – ласково сказала бабушка внучке. Юля, шмыгнув носом, исчезла, а Зинаида Федоровна быстр подойдя к дочери выхватила из ее рук трубку, в которой слышалось чье-то: - Алло! – сердито положив ее на аппарат, строго произнесла:
- Вот что, милая моя, разбираться со своими приятелями и друзьями своей старшенькой будешь потом, а пока возьми себя в руки, и не распускайся перед ребенком! Забыла, чему я тебя учила? Терпение и выдержка! Она из-за ваших психов в дурдом попадет, совсем ребенка задергали, не удивительно, что она уже бежит от вас! Господи, говорила же - не выходи замуж за этого паразита... И спину держи, тютя!

***
- Не забывайте – не больше одной столовой ложки за раз! Три раза в день по одной ложке, поняли вы меня, женщина? – Тамара, стоя на пороге своего дома, испытующе смотрела на непрестанно кланяющуюся клиентку, бормочущую то ли слова благодарности, то ли молитвы, и нежно прижимавшую к груди маленький газетный сверток.
- Господь вас благослови, добрая душа! – женщина, продолжая кланяться, медленно спускалась, пятясь задом, по ступенькам невысокого крыльца. – Моему Митеньке шибко легчает после ваших травок, уж так легчает, чтоб мы без вас делали…
Несколько женщин стоящих у калитки оживились, переговариваясь между собой, во двор заглянула стоящая впереди небольшой очереди старушка в сером байковом халате и синем платке на голове:
- Давай, сердешная, иди уже скорийше, не задерживай людев!
Кланяющаяся посетительница еще не успел коснуться ногой земли, как старушку, стоящую в проеме калитки так толкнули, что она чуть не упала на землю, успев в последний момент ухватиться за забор.
- Что ты делаешь, сумасше…
- Ведьма! Люди добрые, она ведьма! – хлестнул всех присутствующих истеричный, на грани визга женский вопль. Во двор, следом за старушкой вбежала пожилая женщина. Выглядела она устрашающе – черное платье перемазанное грязью висело на ней мешком, на спине болтался платок, удерживаясь одним краем в запутанных, сбитых в колтун, волосах. Щеки пересекали царапины, явно оставленные ногтями, словно женщина сама себе пыталась разодрать лицо, заплаканные опухшие глаза казалось, пылали огнем безумия. Она оттолкнула с дороги застывшую от изумления, так до конца и не выпрямившуюся после очередного поклона первую посетительницу, и ринулась в сторону крыльца. Тамара, поняв, что сейчас та накинется на нее, что-то невнятно выкрикнув, исчезла за мгновенно захлопнувшейся за ней дверью. Послышался стук запираемой щеколды. Женщина в черном остановилась, словно силы внезапно ее оставили, и упершись руками в крыльцо, часто задышала.
Очередь зашевелилась, люди дружно выдохнули, словно все это время никто не дышал.
- Теть Кать, шли бы вы домой, а? – робко сказала молодая женщина, держащая за руку мальчика лет пяти. – Вам людей кормить надо, поминки, все ж… А я приду скоро, помогу…
Женщина в черном дернулась, словно ее укусили, и так стремительно обернулась, что очередь единым духом подалась назад.
- А! И ты здесь, Нюрка! И малого привела? – хрипло сказала она, тыча трясущимся пальцем в мальчика, тут же испуганно спрятавшегося за матерью. – Дура! – неожиданно рявкнула она, и кто-то испуганно ахнул. – Вы все дурачье! Сгубит она детей ваших и вас самих! Как сестричку мою… - она упала на колени и, раскачиваясь, ухватилась за свои торчащие патлы. – Уж сколько я ходила за ней.. Никого у меня акромя ее не было… а эта тварь опоила ее, да еще яйцо гусиное подкинула, и сгорела моя ясонька, как есть сгорела, за два дни…
Женщины со страхом принялись переглядываться, а Тамара, подслушивающая у окна, выкрикнула в форточку: - Да шоб я яйца подкидывала? Совсем сдурела, чи шо? Лечила я твою сестру, лечила, а что она померла, так на то воля божья!
- Заткнись, ведьма! – срывая голос, заорала женщина, швыряя твердый ком земли в окно, отчего по стеклу зазмеилась длинная трещина. – Ты у Светланочки мужа увела, а теперь и ее погубила, потому как, Федька, сволочь такая, к ней приходил недавно, думаешь, не знаю я? Он к ней за самогонкой приходил, а ты думала, что любовь у их, да? Признавайся, убийца!
Привлеченные криками и непрекращающимся лаем всех соседских собак, к забору подходили люди, кто-то выглядывал из дворов, кто-то становился на дороге и прислушивался.
- Допрыгалась Томка! – перешептывались две тетки из домов напротив. – Устроят ей сейчас эту… как ее… ну, когда церква раньше ведьм палила?
- А шут его знает, как, – отозвалась соседка, прищуривая глаза всматриваясь в происходящее. – Спалить можа и не спалють, а побить Катька может, вона за сестрицу глотку перегрызеть. Ты на помины-то пидешь?
- Не, некогда, я гроб проводила до поворота, и все.
- А я сейчас пиду, если Катька Томку не убьеть, конечно… Не, не убьеть, гля, гля, бабы Катьку повели!
И в самом деле – из Тамариного двора две женщины под руки, почти волоком тащили едва перебиравшую ногами Катерину, мотающую головой и что-то причитающую. Следом шло несколько человек, возбужденно поглядывая в сторону дома ведьмы. У ее калитки осталась только одна женщина, держащая в руках газетный сверток с таким видом, словно он сейчас взорвется. Услышав, как Катерина, перестав сопротивляться, громко запела: - Господи помилуй, господи прости! – женщина положила сверток на макушку калиточного столба и, вытирая о себя руки, быстро ушла прочь.

***
Злой, абсолютно не выспавшийся Виктор пытался вчитываться в доклад, лежащий перед ним, но буквы расплывались перед его глазами. Мысли расползались так же как эти проклятые буквы – вся ночь насмарку! А теперь еще и день! Хоть ложись на стол и спи! Виктор кипел от негодования на жену, обеих дочерей и братца Лены, который не удосужился передать то, что эта курица болтала, перед тем как сбежать.
Голова Виктора резко дернулась, и он понял, что только что уснул. Зарычав, он рявкнул: - Елена Александровна!
Открылась дверь и в кабинет вбежала испуганная секретарша.
- Да, Виктор Степанович?
- Кофе мне, живо! Да покрепче, а не ту бурду, какую обычно приносишь! Сижу тут, сплю на рабочем месте, благодаря вашему братцу, многоуважаемая Елена Александровна! – последние слова Виктор так старался произнести особенно едко, что почти перешел на писк, отчего разозлился еще больше. – Гнать его с комсомола надо в три шеи, за такое безответственное поведение!
Сделавшая было движение в сторону выхода, Лена неожиданно развернулась, плотно прикрыла дверь, и подошла вплотную к столу своего непосредственного начальства.
- Вот что я вам скажу, драгоценный мой Виктор Степанович – Владя рассказал, все что знал! Если твоя любимая доченька что-то крутит, то это не значит, что мой брат должен знать каждый ее шаг! Ты прекрасно знаешь – Юля, девочка с большой фантазией, и это хорошо, но остальные от этой фантазии страдать не должны! Она провинилась, вот пусть и отвечает, а Влада, будь добр, не вмешивать в это!
- Так вот мы как заговорили? – зашипел Виктор, больно схватив любовницу за руку. – Хорошо, тогда скажу так – чтобы твой ненаглядный братец и близко не подходил к моим детям! Особенно к Галине, он плохо на нее влияет! Того и гляди – она в подоле мне принесет… Раз папашу ты воспитала, значит, можно и не надеяться, что он женится на ней после этого!
Лицо Лены пошло яркими пятнами, казалось – на щеках отпечатались след от пощечины. С силой выдернув руку их хватки любовника, она почти побежала к двери, бормоча: - Кто бы говорил… Уволюсь к чертовой матери, не могу больше…
- Стоять! – выкрикнул Виктор, и мгновенно догнав замершую на месте женщину, уткнулся ей носом в шею. – Ну, прости меня, хорошая моя, это я от недосыпа… Неправ, готов искупить…
- Ничего мне не надо, – еле слышно произнесла Лена, - отстань…
Виктор развернул Лену к себе лицом и осторожно поцеловал в плотно сжатые губы.
- Ну не дуйся, солнышко… Хочешь, я тебя в ресторан приглашу, а? Во, точно! У нас с Наташкой сегодня годовщина свадьбы, пошли с нами?
- Придумал тоже.. С женой… - пробурчала недовольно секретарша. – Ладно, только при одном условии! Следующая годовщина будет у нас с тобой!
- Посмотрим. А сейчас кофе!

***
- Ты слышала – Гинзбург начкадров сделали! Сопля малолетняя и туда же! Ей только – только тридцатник стукнуло, не иначе, захомутала кого надо…
- Ты что, Светка? Думай что говоришь? Она ж все по своему мужу сохнет, она точно бы таким путем не пошла бы…
Голоса сослуживцев бились в мозгу Натальи назойливо, но глухо, как сквозь вату, уже второй час. Она хотела вступиться за Женю, поставить на место сплетниц незаслуженно поливающих грязью ее подругу, но сил не было не то что бы что-то сказать, но и открыть невероятно тяжелые веки. В щеку впилось что-то острое, шею свело судорогой, все тело ломило, но выпрямиться не было сил.
- Смотри, смотри, Евсеева сейчас еще храпеть начнет! – донеслось до нее. – Небось, всю ночь со своим полюбовником веселилась, а теперь спатеньки приспичило.
- Свет, ну тебя все в одну степь тянет – захомутала, полюбовники… Ни о чем другом думать не можешь, что ли? Может, заболела она, а ты…
Резкий звонок телефона, к которому почти прижималась ухом навалившаяся на стол Наталья, взорвался у нее в голове, и осыпался осколками куда-то в желудок. Она подскочила, стул накренился, женщина автоматически ухватилась за край стола, и позорное падение на пол удалось предотвратить. Телефон снова издевательски заорал, вибрируя всем телом на толстом стекле, покрывающем стол.
- Чего сидишь, спящая красавица? Трубку-то возьми! – ехидно сказала Светлана встрепанной заспанной сотруднице. – Небось, начальство звонит с сообщением о повышении зарплаты эксперту Евсеевой, за ее круглосуточный неусыпный труд!
Наталья непонимающе взглянула на коллег, стоящих у окна и глядящих на нее - одна с сочувствием, а другая с презрением, и неуверенно протянула руку к телефону, с трудом выдираясь из пут тяжелого, почти болезненного сна.
- Слу… - хрипло начала она, и откашлявшись, попыталась еще раз: - Слушаю!
- Это я, - послышался голос Виктора. – Сегодня постарайся пораньше освободиться – мы в наш ресторан идем.
- Как? – не поняла Наталья.
- Как-как… Что неясно? У нас сегодня годовщина, сама мне все уши прожужжала, а теперь забыла, что ли? – раздраженно бросил любящий муж. – Чтоб к восьми была на месте, я буду ждать тебя у входа. И это… Ну приоденься, немного, что ли…
- Конечно! – окончательно проснулась Наталья, сердце ее радостно забилось – он помнит! Значит, все-таки любит! – Я…
- Все, не опаздывай, - в трубке мерно запикало. Наталья нежно прижала ее к груди, и мечтательно закрыла глаза
- Смотри, опять спит!

***
Учительницы в классе еще не было, и Галя, шумно выдохнув – почти всю дорогу от машины бабушки до школы она проделала бегом наперегонки с сестрой, боясь опоздать, бросила портфель на парту.
- Ты чего сегодня сама прибыла, без своего ненаглядного? – весело поинтересовалась ее соседка по парте, и заодно, лучшая подруга Катя Чегодаева, очень красивая и уверенная в себе девушка. Самой приметной частью на ее лице были брови – чересчур длинные, тонкие, они поднимались над глазами вверх, придавая лицу высокомерно-удивленное выражение, и лишь на концах загибались плавно вниз, уходя почти к вискам, зрительно увеличивая и без того большие, серо-голубые глаза.
- Да, меня бабушка подвезла, - буркнула Галя, потроша портфель в поисках ручки.
- То-то я смотрю – он здесь давно, а тебя нет, думала уж, что вы поссорились. Ну, рассказывай – он тебя, наконец, поцеловал?
- Кать! – Галя закатила глаза, не вынимая руки из портфеля.
- Что – Кать? – надулась подруга, и громко зашептала, наклонившись к лицу Гали: - Сколько вы с ним уже встречаетесь? Тьфу ты, о чем я спрашиваю – вы же с ним с третьего класса вместе шляетесь, как Бонни и Клайд…
- Сравнила тоже! – фыркнула Галя, убирая портфель под парту.
- Вот и я думаю, что не похожа она на Клайда, - весело сказал Влад, незаметно подойдя сзади к Кате. – Она шляп не любит, а жаль…
- Дурак! – Галя не выдержала и рассмеялась. – А ты, значит, считаешь себя на Бонни похожим, да? Так ты маленько ростом не вышел, из тебя такая Бонни - переросток получиться что, ой…
- Все по местам! Галдеж прекратили, открыли тетради, записываем… Рябоконь, что, будешь как боевая лошадь – стоя писать, причем, не на своем месте? – В класс вошла раздраженная чем-то классная руководительница Анастасия Николавна. – Марш за свою парту!
Влад, скривившись, отошел к своей парте, а Катя трагически прошептала: - Она ударение неправильно поставила! Надо было на первый слог, поскольку лошадь, хоть боевая, хоть домашняя может только пИсать…
Галя изо всех сил старалась подавить рвущийся наружу смех, но как это обычно бывает – чем больше старалась она сдержаться, тем сильнее становилось желание расхохотаться во все горло. Рядом навалившись грудью на парту, сотрясалась от пока еще беззвучного смеха, грозившего перейти в истерический хохот, Катя.
- Чегодаева, Евсеева, что там у вас? – сурово вопросила, не оборачиваясь, учительница, перестав стучать крошащимся мелом по доске, выписывая слово «Чернышевский».
- У нас тут писающая лошадь… - сквозь слезы еле слышно простонала Катя.
- Ка-ать, - слишком громко всхлипнув, отозвалась Галя, - у нее что, антенна на голове – как Тася нас опознать смогла, а?
- Ей лошадь сказала!
- И поэтому две лошади идут в свою конюшню, вернее - в коридор и немного остынут! – Девочки не заметили, что Анастасия Николаевна подошла к ним и с интересом прислушивается к их невнятному разговору, а весь класс смеется над ними почти в полный голос.

Анечка, здОрово! Интересно читать. Пиши.

Мне показалось пресновато пошло счас. ЧтО бы я добавила? Страсти. У гали и влада к примеру. Какой-то попытки бунта у натальи. Приключения с юлей, может быть. Предположим, эта избалованная девочка могла бы с насмешкой показать матери ее положение..

Тамара
Спасибо.

Тала

Это так задумано, небольшой перерыв, потому дальше пойдут сплошные страсти

***
Зинаида Федоровна медленно расхаживала вдоль станка, у которого упражнялись будущие балерины, и с наслаждением впитывала всей кожей запахи, звуки, ощущения, которые дарил ей процесс обучения юных бездарей тому, чего она сама была лишена. Она была лишена полета, танца, движения, музыки и, конечно же, аплодисментов. Как она тосковала по аплодисментам! По той энергетике, которой щедро делится с артистом напряженный, внимательный, подчас безжалостный зритель. Иногда она понимала мужа, не могущего окончательно избавиться от своей мерзкой привычки курить, если курение хоть немного напоминает ту зависимость, которую она испытывала от сцены. Она, Зинаида Федоровна, в то время еще просто Зиночка, с мясом, с кровью оторвала себя от сцены, и эта рана кровоточила до сих пор. Несомненно, виноват в этом муж, это из-за него она вынуждена была родить на пике своей карьеры, а вернуться она уже не смогла – кесарево сечение с неудачно зажившим швом защемившим нерв, не позволили больше ей выступать. Нет, она могла разок сделать фуэте, но ее тут же сгибало пополам от боли.
Зинаида Федоровна любила свою дочь, конечно же, но та, увы, совершенно не оправдала ее ожиданий. Вместо того, чтобы пойти по стопам матери, ради нее оставившей сцену, доченька с головой погрузилась в химию. Кто бы мог подумать! Разумеется, Зинаида Федоровна пыталась приобщить ребенка к волшебному миру искусства, но итог был примерно тот же что у дрессировщиков в цирке, которые усаживали на велосипед медведя – вроде и держится, едет, но смотреть смешно и жалко. Неуклюжая, неловкая, застенчивая, абсолютно негибкая, ни телом, ни характером, и абсолютно лишенная таланта в чем бы то ни было. Пришлось смириться с тем, что свою жизнь она, Зиночка просто бросила под ноги другим.
Здесь, во Дворце Пионеров, в танцевальном классе Зинаида Федоровна отдыхала душой и телом, хотя червячок зависти к этим сопливым бестолковым трещоткам ее иногда грыз. Эх, была бы она на их месте… Одна отрада – Юленька. Уж у этой девочки явный талант, если, конечно, она будет меньше лениться. Не то, что ее сестричка – ни кожи, ни рожи, ни гибкости, вся в мать. А может и в отца, черт его знает, кто там сподобился подкинуть ее безмозглой доченьке такой подарок. Совершенно ясно, что не зря Витька бесится – дочь не его, это как пить дать! Зинаида Федоровна машинально ткнула в спину сгорбившейся у станка девочке, исправляя ее осанку, и поморщилась, вспоминая, как несколько лет назад она подслушала разговор Виктора и Натальи, только что вернувшейся из роддома с Юленькой на руках.
- Вот это действительно моя дочь! – гордо произнес тогда Виктор, беря девочку на руки. – Хоть в этот раз не обманула.
Что там кричала тогда в истерике Наташа, Зинаида Федоровна слушать не стала, просто забрала с собой ничего не понимающую Галю, и увезла ее, пока родители не успокоятся. Многое ей тогда стало ясно, но, по крайней мере, с тех пор она не пыталась выискивать в себе изъяны, которые могли передаться внучке, отчего та так бестолкова и неинтересна. Ведь как ни крути, а Виктор, при всех своих недостатках дураком и серостью никогда не был. А Галина… Жалко ее, несчастную, убогая она, что ж теперь поделаешь…
Размышления Зинаиды Федоровны, не заметившей, что девочки давно уже закончили упражнение и теперь весело болтают и раскачиваются на станке, прервал телефонный звонок.
- Становимся во вторую позицию, выполняем гранд-плие! – прокричала она, быстро пересекая зал и подходя к стоящему на рояле телефоне.
- Слушаю!
- Зи… Зиночка… - послышался слабый голос мужа. – Умоляю… Приезжай… Ты мне нужна…
- Дима? – встревожено вскрикнула Зинаида Федоровна. – Что случилось? Тебе плохо?
- Да… Нет… Приезжай скорее…
Женщина стояла, растерянно глядя на пикающую трубку не в силах пошевелится. Затем, швырнув трубку на аппарат, отчего тот недовольно звенькнул, громко стуча каблуками до дощатому полу, выбежала за дверь. Ученицы растерянно смотрели ей вслед.

***
- Юль, и ты что, так и оставишь это? – жарко шептала Оксана на ухо подруге, краем глаза следя за медленно прохаживающейся между рядами учительницей. – Подумаешь – мы ей рисунок дурацкий испортили! Так поступить с твоей Маришкой… А ведь ты мне еще ни разу ею поиграть не дала!
- Да, Маришку жалко, прямо не знаю как… - тяжко вздохнула Юля, водя карандашом по альбомному листу, пытаясь изобразить кувшин. Кувшин выходил похожим на кривобокий ночной горшок. – С другой стороны, я бы то же самое сделала, если честно…
- Да-а? – прошипела яростно Оксана. – А Влад? Она у тебя Влада отобрала, а ты… забыла, как мечтала замуж за него выйти? Эх, ты, тютя… Я-то думала, ты ей покажешь, а ты…
- Ну… Я… - заикалась Юля, мгновенно вспомнив как обнимал Влад сестру. Сердце девочки бешено заколотилось, щеки покраснели от злости. – Я покажу! Я им всем покажу!
- Евсеева, Приходько, тишина! Рисуем, молча! – учительница миновала девочек и, не взглянув на их творчество, направилась к своему столу.
- Вот, правильно! – одобрила Оксана. – А я помогу! Она еще у нас наплачется!

С заходящимся от страха за мужа сердцем, Зинаида Федоровна выскочила из машины и, роняя на ходу флакончики и упаковки с лекарствами, побежала к подъезду.
- Скорая не приезжала? – задыхаясь, спросила она у сидящей на лавочке старушки.
- Ась? – не расслышала та.
- Тьфу ты… - Зинаида Федоровна вбежала в подъезд, и в одно мгновение взлетела на третий этаж.
- «Только бы с ним все было хорошо… Только бы был жив…» - билось в ее мозгу. – Димочка, мой Димочка…»
У закрытой двери в квартиру она остановилась, и несколько секунд безуспешно дергала ручку – обычно муж не имел привычки запираться. Это испугало еще больше, и несколько драгоценных секунд ушло на то, чтобы достать ключ, трясущимися руками вставить его в замочную скважину, в очередной раз, рассыпав лекарство. Пузырек с корвалолом, весело звякнув, укатился в сторону и запрыгал вниз по ступенькам. Не обращая на это внимания, женщина повернула ключ в замке и толкнула дверь. Давя таблетки, она вбежала в квартиру и на мгновение замерла, прислушиваясь. В наступившей тишине она слышала лишь собственное учащенное дыхание. В груди все сжалось – ей страшно было сделать шаг и узнать…
Откуда-то донесся еле слышный стон.
- Димочка… - прохрипела она, - где ты?
- Зиночка, ты пришла? – непонятно откуда слышавшийся голос Дмитрия Сергеевича был хоть и слабый, но вполне живой.
- Дима, ты где? – заметалась по квартире Зинаида Федоровна – заглянула в спальню, кухню, гостиную, но мужа нигде не было.
- Тут я… В сортире… Пардон – в туалете.
Перепуганная супруга метнулась в вышеназванное помещение, и снова схватилась за сердце – муж лежал, прижавшись головой к унитазу, багровое лицо его навевало мысль, что его вот-вот хватит удар. Рядом с ним на полу лежал телефон, который он давно установил в туалете, говоря, что ему нужно иметь возможность в любой момент связаться со своей машинисткой, чтобы продиктовать посетившую его мысль, поскольку в этом помещении знаменитый писатель мог находиться часа по два, размышляя о тщетности бытия.
- Дима, что с тобой? Ты упал? Где болит?
- Рука… пробормотал несчастный, печально глядя в стену. – Я это… Застрял я…
- Как застрял? Где? – не поняла Зинаида Федоровна, понемногу успокаиваясь, поняв, что ничего фатального не произошло.
- Ну, это… За унитазом... А ты сама виновата! – внезапно рассвирепел Дмитрий Сергеевич, и попытался взглянуть на жену, но не смог - шея не желала поворачиваться на сто восемьдесят градусов. – Нормальному человеку спокойно выпить в собственном доме нельзя, вот и приходиться выкручиваться!
Зинаида Федоровна онемела. Сделала шаг, наклонилась, всматриваясь в пространство за унитазом. Там, под стенкой стояла початая бутылка «столичной», а рядом, едва пошевеливая пальцами, не дотянувшись всего на пару сантиметров, была крепко зажата между трубой и унитазом рука хозяина бутылки.

Глуховатая старушка, сидевшая на лавочке у подъезда, с кряхтением поднялась, собираясь уходить домой. Не успела она отойти от скамейки, как вновь упала на нее – из открытой форточки третьего этажа до нее донесся долгий и заунывный вой.
- Тьфу ты, зараза, - ошарашено выговорила она. – Писатель собаку, что ль завел?

Вот, это другое дело)))))

Классно!

Тала
Тамара
Спасибо!


Село Большие Грязи

Тетя Нина, недовольно зашипев, стреканувшись о росшую под соседским забором крапиву, остановилась, истово расчесывая краснеющую на глазах ногу.
- Вот же гадство! Еще пырей только-только пробиваться начал, а эта мерзость вже разлопушистилась вовсю! Не успела рейтузы в первый раз скинуть, как на тебе! Ох… - с кряхтением подхватив свое оцинкованное ведро, она заспешила к колодцу, но какой-то шум привлек ее внимание, и она вновь остановилась, прислушиваясь. – Шо ж це…
Сначала женщина ничего не могла разобрать в непрерывном гуле, доносившимся с соседней улицы, но постепенно обрывки фраз стали доноситься до ее слуха:
- Спалить к свиньям!
- Вона вiдьма! Сестричко моя рідненька, боже ж мій…
- Правильно! Убрать чертово семя!
- Баби, не бійся! Выжжем кляту відьму! Бий її!
Задохнувшись от чувств распирающих ее грудь – страха, восторга, любопытства, возбуждения, тетя Нина – и откуда только силы взялись у пятидесятилетней, вечно прихрамывающей и стонущей женщины, помчалась, бросив жалобно звякнувшее ведро на дороге, к крайнему на улице дому, и осторожно выглянула из-за угла. В пяти домах от нее медленно шла группка женщин, которую возглавляла Катерина – сестра умершей от лечения Тамары, Светланы. В руках у нее была небольшая канистра. Окружающие ее женщины тоже шли не с пустыми руками – кто-то потрясал вилами, кто-то граблями, а у одной и вовсе была коса на коротком обломанном черенке. Катерина громко причитала, созывая народ на расправу с ведьмой, и на глазах перепуганной тети Нины к мстительницам присоединилась еще одна женщина – разведенка Верка, мать троих маленьких детей, которую Тамара ославила на все село как проститутку, из-за чего к несчастной периодически по ночам стучались изнывающие от страсти мужики.
Тетя Нина не стала дожидаться, когда процессия покажется из-за угла, и так же резво припустилась в обратную сторону. Промчавшись мимо своего брошенного ведра, она в считанные минуты добежала до дома подруги, оттолкнув в сторону какого-то мужичка, терпеливо ждущего аудиенции знахарки, пересекла двор и, выбив шпингалет, распахнула дверь.
- Томка! – прохрипела она, держась за грудь.
Изумленная Тамара, сидящая за столом смешивая очередное зелье, подскочила, отшвырнув табурет.
- Нинка, ты сказилась, чи шо?
- Там… Там…
- Ну? Шо – там? Якого биса ты мени дверь покоцала?
- Заткнись, дура! – не выдержала тетка Нина.
- Шо-о? – Тамара уперевшись руками в бока с угрожающим выражением на лице быстро подошла к подруге. – Ты соображаешь, с кем говоришь, адиетка?
- Цыц! Там бабы тебя палить идут! Беги скорийше, через пару минут здеся будуть! С бендзином, вилами, косами, я чуть со страху не вмерла…
Тетка Тамара остановилась и согнулась, будто с размаху налетела на стол.
- Беги отсюда, Нинка, а то и тебе прилетить… - побелевшими губами выговорила она, держась за живот. – Хотя, постой... За дочечками моими присмотри, пока не вернуся…
Тетка Нина ничего не успела ответить – Тамара больше не говоря ни слова, выбежала в спальню.
- Тю, на шо они мене здалися, дочечки твои? Толку с твоих коз, одна мутота, молока с гулькин нос, а возни… - бормотала Нина, спускаясь с крыльца. Остановившись посреди двора, она завертела головой, прислушиваясь. Голоса призывающие расправиться с ведьмой звучали довольно отчетливо, было ясно, что если она сейчас выйдет, то будет замечена, и добром это не кончится.
- Томка, скорийше, воны вже тут! Огородами уходи, чуешь? – придушенно крикнула в сторону дома тетка Нина, и побежала к калитке, ведущей на огород. Не успела она миновать огромную канистру с грузовика, приспособленную под сбор воды для полива установленную в начале огорода, как ее обогнала тяжело дышащая Тамара в домашнем халате и тапках, с большой сумкой в руках, откуда во все стороны торчали наспех побросанные вещи, пачкой документов подмышкой, и выходным платьем на плече.
- Давай, давай, пошевеливайся, а то маячишь тут, меня из-за тебе заметят! – пропыхтела она, спеша скрыться за кустом бузины усыпанным почками. – Я до Витюши пока, адрес знаешь, як успокоится усе, отпиши мине, поняла? Федьку мово корми, не забывай а то здыхне с голоду…
Тетя Нина не успела ничего ответить, как Тамара, спотыкаясь, пересекла небольшое распаханное под картофель поле, и исчезла из виду.
- Нужно мне больно, алкаша твово кормить… - проворчала она. – С коз хучь молоко, а с него шо? Як мужик он давно вже… - тетя Нина замолчала, услышав какой-то грохот. До нее донесся звон стекла и звуки ударов по дереву. Испуганно охнув, она пригнулась, и последовала за хозяйкой огорода.

Ого!

Успели???

Тала
Свинтить оттуда? Ага!

Ой, у витюши ей обрадовались.....
Навела она там шороху у них

Ситуация накаляется... Интрига закручивается...